Никита Благово: У нас появится новый Столыпин. Школа карла мая шаг: забронировать билеты на экскурсию или тур

Широко известна школа Карла Мая в Санкт-Петербурге. Здесь учились целые поколения Римских-Корсаковых, Семёновых-Тян-Шанских, Бенуа (25 членов этой фамилии учились «у Мая»). Выпускники школы достигли больших успехов в различных отраслях науки и культуры. Более 100 из них стали докторами наук, 29 избраны действительными членами или членами-корреспондентами Академии наук. Из Школы Мая вышло немало художественно одаренных людей: Александр Бенуа, Николай и Святослав Рерихи, Валентин Серов, Константин Сомов, Лев Успенский, учился в ней и Дмитрий Сергеевич Лихачев.Тёплые воспоминания о школе сохранил её бывший ученик - дважды Герой Советского Союза, доктор физико-математических наук космонавт Г. М. Гречко (в 2012 году в вестибюле школы открыта памятная доска, посвященная воспитанникам школы космонавтам Г.М.Гречко и А.И Борисенко).

Мы коснемся истоков этой школы, которая выпустила столь много знаменитых людей. Ее создатель - талантливый педагог Карл Иванович Май (1820-1895). Он происходил из небогатой семьи петербургских немцев.

В своё время он с отличием окончил Главное немецкое училище Св. Петра (1838 г.) и историко-филологический факультет Императорского Санкт-Петербургского Университета (1845 г.).

По окончании университета он был домашним учителем в семье Дашковых, а позже преподавал географию в Лесном институте. К 30 годам он уже имел репутацию отличного педагога.

Александр Бенуа застал Карла Ивановича уже в преклонном возрасте и описал свои первые впечатления от встречи с ним: «Мне сразу понравилась вся его своеобразная, я бы даже сказал курьезная внешность. Это был маленький, щупленький, очень согбенный старичок, неизменно одетый в черный долгополый сюртук. В своей старчески исхудалой, точно дряблой руке он всегда вертел табакерку, которой нередко пользовался, а из заднего кармана сюртука у него торчал большой красный с желтым платок. Все это «отодвигало» Карла Ивановича во времени куда-то далеко и придавало его облику какую-то поэтическую старинность…Подслеповатые, несколько воспаленные глаза были вооружены золотыми очками. Двигался Карл Иванович быстро, не совсем ровно семеня своими старческими ножками». Все годы с момента основания школы К.И.Май был ее директором.

По убеждению Карла Мая, на первом месте - воспитание, и только затем - образование, причем во главу им ставилось развитие умственных способностей.

Школа Мая - частная немецкая мужская школа - была открыта в Санкт-Петербурге 22 сентября 1856. 160 лет назад. Первые занятия проходили в квартире К.И. Мая по адресу Васильевский остров, 1линия, дом 56 (Дом Борисова). Школа первоначально была начальной, а с 1861 г. получила официальное название «Реальное училище на степени гимназии», что отражало усиленную прикладную направленность образования: содержания и методы ориентировались на тесную связь с основами других наук и с жизнью. Девизом школы было изречение основоположника педагогики Яна Амоса Коменского «Сперва любить - потом учить».

Первые годы существования школы К. Май сам преподавал арифметику, всеобщую историю, древние языки и географию. С развитием училища часть уроков Май передавал другим учителям, но со своей любимой географией Карл Иванович не расстался и преподавал ее почти 40 лет.

В младших классах он начинал с того, что просил детей начертить план их класса. От плана комнаты переходили к плану школы, ее двора, затем к планам Петербурга и, наконец, к географическим картам. Ученики часто рисовали карты наизусть. Николай Рерих вспоминал о том, что они не только рисовали карты, но лепили из пластелина рельефные изображения. Особенно поощрялись большие размеры и новые комбинации ярких раскрасок. К.Май часто спрашивал уроки, уже давно сданные, так ученики привыкали к обобщению текущего материала. Даже покинув пост директора, К.И. продолжал преподавать географию.

С самого начала школа состояла из двух отделений. Дети, обнаружившие гуманитарные способности, в первые годы назывались латинистами и обучались на отделении, позже названным гимназическим. Здесь, помимо немецкого и французского, преподавались древние языки - латынь и греческий. Гимназисты, как правило, готовились к продолжению образования в Университете. Юноши, склонные более к естественным наукам, именовались нелатинистами: они, на реальном отделении, получали в большем объёме знания по точным наукам и готовили себя к инженерной деятельности. Существовало также небольшое коммерческое отделение, где вместо французского изучался английский. Благодаря такой структуре, официальным названием этого среднего учебного заведения стало «Гимназия и реальное училище К. Мая».

Соответственно был создан коллектив одарённых педагогов. В 1860-е годы самой оригинальной личностью был математик Эмиль Шнейдер, гроза учеников. Несмотря на строгость, он был прекрасным преподавателем и в первую очередь следил за тем, чтобы ученики усваивали доказательства и правила, а не зубрили их без толку. Шнейдер часто посылал кого-нибудь из учеников на кухню за репой или картофелем и вырезал из них разные конусы и пирамиды, чтобы доходчивее объяснить ученикам правила геометрии. Шнейдер был вспыльчив и горяч, но не злопамятен. Однажды он пришел в класс, сел на стул и рухнул на пол вместе со стулом под общий хохот класса. От души смеялся и сам Шнейдер. Сторож принес новый стул, Шнейдер хватил его мощной рукой - стул вдребезги. Наконец нашелся стул таких солидных размеров, что даже молодой слон мог бы сидеть на нем без опасности провалиться. Наконец, все в классе успокоились, урок начался, но вдруг один из учеников опять захихикал. "Это что такое?"- крикнул Шнейдер, - все мы смеялись как благородные люди, а теперь ты, негодяй, осмелился опять засмеяться. Это пахнет улицей. Вон из класса. Не будь я Эмиль Шнейдер, если опять войдешь". Следом за дверь полетели и книги несчастного хохотуна. На следующий день гнев прошел, и все было забыто. Шнейдер терпеть не мог, когда ученики оспаривали оценку. Однажды кто-то спросил его обиженным тоном: "Как, только четверку?" "Что-о-о? - крикнул грозный математик, - тройку, двойку, единицу - вон из класса!".

Лучшим учителем древних языков в школе Мая был Ф.Уртель. Этот молодой, но чрезвычайно знающий и способный филолог был выписан из-за границы в 1866 (7) году. Приехав в Россию, он очень скоро изучил русский язык и стал интересоваться русской литературой. На уроках латыни он любил ссылаться на русских писателей и особенно на Пушкина, которого высоко ценил.

Свой пост Карл Иванович Май передал выпускнику школы Василию Александровичу Кракау. (1857-1935) В.А. Кракау родился 7 декабря 1857г. в семья крупного петербургского архитектора Александра Ивановича Кракау (1817-1888). Василий был направлен по стопам старшего брата Александра «к Маю» в 1866 году. Он хорошо учился во всех классах и 14 июня 1876 года первым по выпуску окончил школу. В 1881 он, как в свое время и Май, окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета «кандидатом». Первые годы после окончания учебы В.А. Кракау преподавал историю и географию во 2-ой прогимназии (Фонтанка, 40). Однако в 1886 году он подает прошение о преподавании истории в частной школе К. Мая. В своей сердечной напутственной речи основатель школы так отозвался о своем преемнике: «Я достаточно узнал Вашу склонность к педагогическому призванию, Вашу способность к неустанному труду. От Вас, Василий Александрович, я могу надеяться и ожидать, что дух школы останется неизменно старым. Я могу поэтому спокойно и с чистой совестью доверить Вам дорогое мне дело». В.А. Кракау ввел в школе уроки музыки, танцев, фехтования (по желанию). Он ввел разделение класса на языковых уроках на 2 группы «сильных» и «слабых» учеников, но этот опыт не дал ожидаемого результата – улучшение знаний у слабых учеников, т.к. там были ленивые дети, которые своими ответами не давали преподавателю сосредоточить свое внимание на отстающих.

Третьим (и, как оказалось впоследствии, последним) директором гимназии стал Александр Лаврентьевич Липовский (1867-1942). На этот пост он был избран тайным голосованием на заседании педагогического совета гимназии в 1906г. В отличие от предшественников он не был урожденным петербуржцем, а родился в Ташкенте, окончил там гимназию с золотой медалью. Потом окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета в 1890г. Через год был зачислен сверхштатным преподавателем истории и географии в гимназию Мая. Помимо уроков Липовский читал еще лекции ученикам старших классов по истории мировой литературы от древнейших времен до современных писателей. Доброта для А.Л Липовского была принципом. Но эта черта не мешала ему быть последовательным и настойчивым в заботах о дальнейшем улучшении деятельности своей школы, конечно, в духе «майских» традиций.
Первые двадцать пять лет школа была немецкой, так как уроки по всем предметам, кроме русского языка, литературы и истории, а также некоторых реальных дисциплин, велись на языке Гёте.

Созданная К. И. Маем система воспитания и образования предусматривала взаимное уважение и доверие учителей и учеников, постоянное взаимодействие с семьёй, стремление педагогов учесть и развить индивидуальные способности каждого ученика, научить их самостоятельно мыслить. Всё это в сочетании с высоким качеством образования позволяло год за годом выпускать из стен школы высоконравственных, разносторонне развитых юношей, готовых к труду, полезному для общества.
Состав учащихся как по социальному положению, так и по национальному признаку, был весьма разнообразен: здесь учились дети швейцара и сыновья князей Гагарина, Голицына, графов Олсуфьева и Стенбок-Фермора, представители семей предпринимателей Варгуниных, Дурдиных, Елисеевых, Торнтонов и потомки интеллигенции Бенуа, Римских-Корсаковых, Семёновых-Тяншанских.

В конце 1850-х годов один из школьных спектаклей открылся шествием герольдов с флагами, на которых был изображен майский жук; этот символ очень понравился директору и всем присутствующим. С тех пор учившиеся в этой школе на протяжении всей жизни называли себя «майскими жуками». А особая атмосфера доверия и взаимоуважения именовалась «майским духом».

Нужно сказать, что школа К.Мая имеет большую и интересную историю, с основными этапами которой можно познакомиться на ее персональной страничке в инете:

Http://www.kmay.ru/hist.phtml

Условно историю Школы можно поделить на четыре крупных периода:
- дореволюционный 1856 – 1918 (гимназия и реальное училище)
- предвоенный 1918 - 1937 (советская школа)
- военный 1937 - 1944 (6-я специальная артиллерийская школа)
- послевоенный 1944 – настоящее время (5-я средняя школа).

…Только в 1960-х годах имя Карла Мая впервые упомянули в созданном в стенах прежней гимназии музее трудовой и боевой славы. Однако вскоре «низовую» инициативу пресекли – музей закрыли. Имя Карла Мая вернулось только в середине 1980-х годов во многом благодаря учившемуся здесь Дмитрию Лихачеву. Именно он в 1995 году открывал музей в бывшей гимназии. Создавался музей по инициативе директора института члена-корреспондента РАН Рафаэля Юсупова. На фасаде здания была открыта мемориальная доска и воссоздан барельеф майского жука.

В 2010 году на Смоленском лютеранском кладбище Санкт-Петербурга в честь 190 летия со дня рождения выдающегося педагога открылся возрожденный памятник Карлу Ивановичу Маю – основателю и первому директору знаменитой гимназии на Васильевском острове. Надписи на обелиске воспроизвели в точности те, что были и на прежнем обелиске. Две из них, по-латыни, в переводе гласят: «Он был путником к свету ищущих его» и «Благодарные ученики – учителю». Еще одна эпитафия, по-немецки: «Сперва любить – потом учить».

2016
Фото: почтовая открытка с видом на фасад дома 39 на 14-й линии Васильевского острова Санкт-Петербурга.
Архитектор Г.Гримм (1909-1910).

Публикация в газете Новые земляки
https://www.neue-semljaki.de/-/--/200----.html

СПЕЦПРОЕКТЫ

Стоим, изучаем стенды в Музее истории школы Карла Мая и недоумеваем: как это может быть?! Менее чем за век существования среди выпускников этой школы – 33 (!!!) академика и члена-корреспондента, более 100 докторов наук, восемь «мирискуссников»… Сто школ могли гордиться такими выпускниками или больше. Но нас сюда привёл другой список: это едва ли не единственный в России школьный музей, где собирается и хранится память об учениках школы, пострадавших от репрессий. Сам создатель музея, представитель старинного рода Благово, окончил эту школу в 1949 году

: В XV–XVII веках родительный падеж в качестве фамилии использовался часто, и были, например, Черново, Мясново, Дворово, Цветово. Есть и более известные фамилии на «о»: Дурново и Хитрово. Когда стала появляться паспортная система, большинство носителей таких фамилий откинули букву «о». Был Черново, а стал Чернов, был Цветово, а стал Цветов, и так далее. Носители фамилии Благово знатностью и богатством никогда не отличались, как писала Е.П. Янькова в известной исторической хронике «Рассказы бабушки», но верой и правдой служили отечеству. Истории этой фамилии посвящена написанная мной книга «Шесть веков рода Благово». У меня далёкие корни: в XIV веке предки жили в Смоленске, потом обосновались в Москве, затем появились ветви в Твери, Костроме, Калуге. А 4 апреля 1712 года указом Сената Петр Васильев сын Благово был направлен на строительство города на Неве. Так мои далёкие предки появились в Петербурге.

Никита Владимирович – очень интересный человек и рассказывает так, что заслушаешься, – предупреждали нас перед интервью, которое мы снимали ещё и на видео. – Но он не любит никакой несобранности и неопрятности: например, тех, кто держит руки в карманах. …Предупреждение это кажется избыточным даже не потому, что мои руки заняты съёмкой, у Марины нет карманов, а наш собеседник источает приветливость, – просто воздух этого школьного музея настраивает на ясность, добрую строгость и опрятность.

Н.В.: Вы знаете, конечно, что во времена советской власти было опасно интересоваться своими предками. До 1925 года существовало положение: оканчивающие учёбу в школе и пожелавшие продолжать образование должны были получить рекомендацию педагогического совета за подписью директора. Такую справку могли получить только дети пролетарского происхождения. Если у вас папа рабочий или, допустим, извозчик, вам такую рекомендацию давали, конечно, если выпускник имел хорошие оценки. Если же отец, например, занимал инженерную должность, это уже непролетарская категория, и его сыну путь в вуз был закрыт. А если у вас предок, не дай Бог, служил в офицерском чине в царской армии, то таким детям перекрывали все дороги к дальнейшему образованию. Важнейшим тогда было пролетарское происхождение, успеваемость была на втором месте. Вот конкретный пример из истории нашей школы: в выпуске 1924 года было 15 человек, кто-то хорошо окончил, кто-то неважно. Но направление в вуз получили 3 человека, родители которых имели стопроцентное пролетарское происхождение.

И поэтому родители скрывали свое происхождение?

Н.В.: Тогда всё скрывали. Когда я учился в школе, где моя фамилия часто искажалась, то стал спрашивать отца о её происхождении, о том, кем был мой дед. Отец, суровый и замкнутый человек, услышав этот вопрос, хлопнул ладонью по столу и сказал: «Никогда меня об этом не спрашивай, никогда я тебе об этом не расскажу!» Даже когда он был неизлечимо болен, а я достиг вполне зрелого возраста 44 лет и вновь спросил его о предках, он и на этот раз был столь же категоричен: «Нет! Никогда я тебе не скажу!» Это было страшное время: если ваш близкий родственник держал две лошади или у вашего деда была мельница или скорняжная мастерская – такие люди считались «антинародным элементом».

Благово Зинаида Михайловна и Константин Петрович

Как Ваша жизнь, жизнь Вашей семьи связаны с событиями 1917 года и с тем, что за ними последовало, – с гражданской войной, репрессиями? Коснулось ли это Вашей семьи?

Н.В.: Коснулось непосредственно, причём многократно. Впервые я об этом узнал очень давно, в раннем детстве. Я хорошо помню 10 июня 1937 года, 4 утра. Мы жили в коммунальной квартире. Мама умерла при моем появлении на свет, передав жизнь мне. Меня воспитывали бабушка и дедушка, родители моей мамы. Если во мне есть что-то хорошее, это благодаря им, Вере Николаевне и Михаилу Николаевичу Художиловым. Рядом в комнате жил брат моей мамы, дядя Коля. Отец мамы до Октябрьского переворота служил преподавателем географии и труда в Александровском кадетском корпусе, чего никогда не скрывал. Русский офицер, человек образованный, разносторонне одарённый, он хорошо играл на фортепиано, прекрасно рисовал, участвовал в конкурсе на установку памятника Пушкину. Когда пришла новая власть, то он уже нигде не преподавал и смог только устроиться счетоводом в небольшую картонажную артель. Незадолго до моего рождения он был арестован и отбыл трёхлетний срок в Сыктывкаре. Его сыну никакой возможности получить высшее образование не было. Он смог устроиться на работу только помощником машиниста паровоза (кочегаром) на Октябрьской железной дороге.

Художилов Михаил Николаевич

И вот в уже названное утро я проснулся от шума, поднятого сотрудниками НКВД, которые всё перевернули, проводя обыск. Дядя Коля был совершенно растерян. Я это помню, хотя мне было немного лет. Он всё говорил, что разберутся и он скоро вернётся, произносил: «Лидуся, не плачь; мама, не плачь; папа, не плачь». Больше мы его никогда не видели. Бабушка и я постоянно ходили на Шпалерную и носили передачи. Когда я прочёл знаменитый «Реквием», то подумал: может быть, мы вместе с Анной Андреевной когда-то стояли рядом в очередях. Эти скорбные посещения мрачного дома закончились, когда однажды сообщили, что арестованный осуждён на 10 лет без права переписки, что означало, как я узнал много позже, расстрел, осуществлённый палачами 20 декабря 1937 года. В начале января следующего года арестовали и сослали под Вятку жену дяди Коли, тетю Лиду, с двухлетней дочерью Наташей, моей сестрой. И мы с ними надолго потеряли всяческую связь, до тех пор, пока после войны они всё-таки вернулись в Ленинград. О своём пребывании в лагере и ссылке тётя и сестра почти ничего не рассказывали, а если что-то крайне редко вспоминали, то от услышанного, что называется, бежали «мурашки по коже». У Наташи вся жизнь оказалась искалеченной. Пребывание в ссылке, потом в интернат-школах сделало её замкнутой, неразговорчивой, она не создала своей семьи и ушла из жизни с угнетённым сознанием. Однажды, когда уже возобновилось моё знакомство с Наташей и её мамой, которая всё время страдала от полученного на лесоповале туберкулёза, я звоню сестре и говорю: «Поздравляю тебя с Днем победы». Как вы знаете, эту дату до 1965 года не отмечали, но всё-таки принято было поздравлять. И вдруг в ответ слышу: «Ты меня никогда не поздравляй в этот день и никогда не напоминай мне о нём». Я в ответ удивлённо спрашиваю: «Наташа, но почему?!» «А потому, – рассказывает, – что я была тогда в интернате. И вдруг приказывают срочно выйти на линейку. Все выходят, я тоже, день солнечный, весенний, настроение хорошее. Появился директор и, увидев меня, тотчас крикнул: «А тебе, дочери врага народа, здесь делать нечего! Убирайся вон!» Это было 9 мая 1945 года. Вот такие были «воспитатели», так навсегда искалечили душу ребёнка. Поэтому с репрессиями, несправедливостью, жестокостью я познакомился очень рано. И никакого другого мнения, кроме того, что те репрессии – это национальная катастрофа, антинародный террор, у меня быть не может. Более того, изучив достаточно широко и глубоко историю своего рода, я сейчас уверенно произношу: 23 моих родственника в разной степени в разное время жестоко и неправедно пострадали от того режима, четверых из них расстреляли.

Художилов Николай Михайлович

Моего деда с отцовской стороны репрессии коснулись в числе первых. О том, как я об этом узнал, расскажу отдельно, ибо эти обстоятельства тоже характеризуют ту эпоху. Отец ушёл в мир иной в Москве, где у него была другая семья. Я приехал на похороны в Москву, и незнакомая пожилая женщина во время поминок вдруг восклицает: «Ну вот, наконец-то мы увидели детей Володи (меня и моего сводного брата), о которых он нам рассказывал, но никогда не показывал». Я оживился, познакомился с автором возгласа. Оказалось, что тётя Наташа (таково было её имя) приходилась дочкой сестре моего деда, т.е. являлась моей тётей. Услышав эту приятную новость, я тотчас попытался у неё узнать что-то о предках. Но обстановка не позволяла вести такой разговор, и мы договорились побеседовать тогда, когда я смогу побывать у тёти в гостях. Такая возможность вскоре представилась. Когда я вновь задал свой исторический вопрос хозяйке дома, то проживавшая вместе с нею тётя Ира тотчас произнесла: «Наташа, а ты помнишь, Володя строго-настрого запретил что-либо рассказывать его сыновьям, если они вдруг начнут интересоваться своим дедом». Но тетя Наташа решительно возразила: «Нет, им стыдиться своего деда не за что. Они могут и должны знать правду». Почувствовав близость к открытию долгожданной тайны, я осмелел и спросил о наличии фотографий. Тётя Ира, однако, продолжила гнуть свою линию: «Наташа, не надо показывать! Володя запретил!» В ответ тётя Наташа твёрдо сказала: «Я – старшая, ты должна меня слушаться. Никита, бери стремянку и доставай с антресолей вон тот чемодан». С нетерпением смотрел я на то, как тётя открывала его крышку. И наконец я увидел фотографию статного офицера Русской армии. Это был мой дед, капитан Константин Петрович Благово.

К.П.Благово, Георгиевский кавалер

Он происходил из дворян Тверской губернии, получил военное образование сначала в Ярославском военной школе¸ затем – в Санкт-Петербургском пехотном училище, потом служил в 147-м пехотном Самарском полку, который квартировался в Ораниенбауме. Там женился на Зинаиде Михайловне Ланской. И оттуда с полком он уходил на Русско-японскую войну, был ранен, повышался в чинах, участвовал и в Великой войне, которую позже стали называть Первой мировой. У меня есть формулировка из приказа о награждении его орденом Святого Георгия за отличие при штурме горы Макувка. Затем 15 мая того же года он проявил храбрость в бою при деревне Лесовице и был награждён Георгиевским оружием. В том бою он потерял руку, и его отправили на лечение в Крым. Пришли небезызвестные изверги Бела Кун и Землячка, и что дальше произошло – известно: безвинно расстреляли 96 тысяч человек. Совсем недавно Анатолий Яковлевич Разумов, издающий «Ленинградский мартиролог», помог мне найти опубликованные списки тех жертв. И вот я читаю список № 27 и вдруг вижу: «Благово Константин Петрович, полковник». Без руки он не мог воевать в Белой армии, даже если бы захотел, но он, как и другие, просто пришёл на регистрацию и тут же был арестован… Я в прошлом году съездил в Феодосию, там на месте расстрелов, на Ильиной горке, стоит прекрасный памятник, на котором написано – мне особенно формулировка понравилась: «Жертвам большевистского террора». Вот так 30 декабря 1920 года закончилась жизнь моего деда, кавалера 7 боевых орденов, человека, который верой и правдой служил Отечеству и был всегда, по свидетельству знавших его, «олицетворением русской нации в лучшем её проявлении».

Памятник в Феодосии

Основанный Вами Музей истории школы Карла Мая уделяет особое внимание судьбе учеников и учителей, которые пострадали во время репрессий.

Н.В.: Когда я стал заниматься историей школы, в которой учился с 1944-го по 1949-й год, то, поскольку мне эта тема близка, я, изучая судьбы учеников и учителей, обращал особое внимание на тех, кто был репрессирован. Так постепенно образовался специальный стенд, на котором помещены список пострадавших, их фотографии, в витрине находятся некоторые предметы и издания, есть и карта страны, на которой указаны места 253 лагерей. Список, к сожалению, всё время пополняется… Судьбы самые разные. С одним из героев я был знаком. Представьте себе, советская единая трудовая школа № 217, 1934 год. Ученики 9-го класса приходят в школу и вдруг замечают, что на занятиях нет сразу троих одноклассников. Нет один день, другой, третий… О причинах отсутствия в те годы было не принято спрашивать. Со временем выяснилось, что друзья, Серёжа Кожин, Андрюша Фролов и Боря Ушаков – часто приходили друг к другу в гости, обсуждали общие дела и проблемы. Соседи почему-то заподозрили их в антисоветских намерениях, написали донос, и школьников арестовали. Зачем, думаете, трое школьников собирались в коммунальной квартире? У них была, конечно, конкретная задача – убить Сталина… Ни больше, ни меньше… В этой истории интересную роль сыграла удивительная женщина Антонина Петровна Просандеева, которая окончила нашу школу в 1935 году. Приходит она однажды в музей и приносит маленькую картоночку. И на ней рисунок – портрет юноши. Рассказывает: «У меня жизнь к концу подходит, я хочу этот рисунок подарить музею. Я была активисткой в классе, но у нас был один мальчик, Толя, которого никак было не вовлечь в школьную жизнь. Однажды мы как-то шли из школы домой и оказались попутчиками. Я всё-таки его разговорила, он оказался очень развитым учеником, начитанным, да к тому же ещё знающим искусство. Мне с ним было очень интересно. И мы стали как-то невольно стараться в одно время выходить из школы. Быть может даже, какое-то школьное чувство возникло. Разъехались на каникулы. Он отправился отдыхать на дачу, находившуюся где-то под Лугой. Вдруг я получаю от него письмо, а в нём вот этот рисунок с дарственной надписью, с тех очень давних пор я его и храню. После каникул все вернулись в город, учимся неделю, вторую, третью. Однажды Толи не оказалось в классе, не пришёл он и на следующий день, и на третий не пришёл. И никто не пошёл домой узнавать – может быть, заболел, а может быть, нужна помощь. Потому что делать это было опасно. Такие были времена… И больше я его никогда не видела».

Вот этот Толя был арестован вместе с тремя юношами, которые «хотели убить Сталина», выражаясь языком чекистов. Но если мальчики, носившие русские фамилии Кожин, Ушаков, Фролов, вернулись домой через четыре месяца, то братья Толя и Витя Клинге, носившие немецкую фамилию, были расстреляны и уже никогда не продолжили учёбу.

Репрессированные «Майцы»

Или совершенно другая судьба. Учились здесь братья Векшины. Они создали первый в России школьный авиационный кружок. Об этом написал советский авиаконструктор О.К. Антонов. Коля Векшин занимался яхтенным спортом, был кандидатом в олимпийскую команду 1912 года, но в Стокгольм не ездил. Потом он жил и работал в независимой Эстонии. Выступая в составе команды Эстонии, он на Олимпиаде 1928 года завоевал бронзовую медаль. После присоединения Прибалтики Николай соревновался уже в СССР, стал чемпионом страны, мастером спорта. Но доблестные чекисты не дремали, узнав, что он из буржуазной Эстонии, и сослали в лагерь, где он погиб.

Общее число репрессированных учеников и учителей нашей школы достигло 151, среди них расстреляно 46 человек, 12 умерли в лагерях! Но поиск продолжается. К сожалению, этот список не окончательный…

В музее за 22 года его существования побывало примерно 22 тысячи человек. И никто из них не сказал: «А зачем у вас этот раздел, зачем это вспоминать, зачем это рассказывать школьникам?» Это обнадёживает. Но я, бывая во многих школьных музеях, нигде не видел, чтобы там была экспозиция, посвящённая репрессиям. Это огорчает.

Музей Школы

Какое зло, Вы считаете, прижившееся на нашей земле и в нашем народе в это послереволюционное столетие, мы должны в первую очередь осознать, осмыслить и осудить, чтобы не передавать это нашим детям?

Н.В.: Конечно, нужно дать аргументированную, взвешенную и твердую отрицательную оценку всему происшедшему, потому что Октябрьский переворот – это национальная катастрофа, и только так его можно называть. Можно долго говорить о причинах. Сейчас, например, много пишут о роли разных людей в этой катастрофе и в какой-то степени, может быть, хотят ослабить роль Ульянова. Я вообще позволю себе высказать такое недоумение: как могли люди, имевшие такое образование, знавшие печальный опыт французской революции, пойти по тем же стопам и продолжить злодеяние только в худшем варианте? С бо льшими жертвами и с более тяжелыми последствиями для страны. Любят до сих пор писать о том, что В.И. Ульянов, конечно, имел недостатки, но всё же умный был человек. Не умаляя отрицательной роли Гучкова, Милюкова, Керенского и других в тех роковых событиях, я хочу сказать, что тот, кого называют вождём революции, дурак, злобный дурак. Если бы он был действительно умный, то создал бы организацию, эволюционным путём стремившуюся избавить Россию от недостатков, которых, конечно, было немало. Но если организаторы переворота пошли на жертвы, на уничтожение миллионов людей, значит, это можно назвать по меньшей мере страшной глупостью, грубейшей исторической ошибкой. То, что этот лидер ни одного человека лично не застрелил, – его ни в коей мере не оправдывает.

Как Вы думаете, что произошло с обликом нашего народа за прошедшее столетие? Что он утратил, а что, может быть, приобрёл?

Н.В.: Я могу только по литературе судить о том, какой был народ в XIX веке. Конечно, он был разный. И был разный уровень образованности и достатка, и разное воспитание, но я думаю, что духовность его всё-таки даже у самых малообразованных была безусловно выше, чем сейчас. Может быть, религию сделали слишком государственной, и поэтому роль её ослабла. Может быть, кто-то не был истово воцерковлённым, но какое-то сдерживающее влияние на силы зла оказывала церковь. Церковь почти уничтожили, и народ духовно обеднел. И обрёл страх. После того, что я лично пережил в 1937 году, узнал и прочувствовал, в глубине моей души навсегда поселился страх. Я вот с вами беседую, и в то же время думаю: может быть, не стоит касаться некоторых щекотливых тем? Но всё же решил вести разговор с полной откровенностью. Мой отец всю жизнь прожил в страхе. Я совсем недавно узнал о том, что он, будучи студентом 1-го курса Путейского института, был арестован и отправлен в Москву, в Бутырскую тюрьму. И только сестра моего деда – того, которого расстреляли в Феодосии, сумела с помощью Пешковой как-то его вызволить. Вот поэтому отец говорил: «Никогда не скажу». Он опасался рассказывать мне о предках из-за того, что это знание мне могло навредить в тогдашней жизни. Даже когда мы сидели на дне рождения, допустим, в 1987 году и кто-то говорил: «Знаете, Брежнев там что-то не так делает, зачем он Афганскую…». Тут же раздавалось: «Тише-тише, не надо так говорить, тише!» То поколение, которое восприняло, пережило репрессии, которое пострадало от них, страх навсегда поселило в своих душах, и он отражался на мыслях, на поведении, на отношениях и на воспитании следующих поколений.

Из состава ныне живущих – тех, которые знают о том времени только понаслышке, по рассказам и публикациям – очень малая часть как следует понимает трагедию происшедшего. Нередко теперь приходится читать или слышать: «Ну да, тогда, конечно, были репрессии, но вообще это всё преувеличено и надо убрать от числа пострадавших 3 или 4 нуля, зато мы построили Днепрогэс (отмечу – заключёнными!) и все прочее». Есть только один путь к тому, чтобы понять, что утрачено и возможно ли что-то вернуть: только правдивое просвещение и воспитание, правдивое просвещение и воспитание, правдивое просвещение и воспитание. Прежде всего подразумевается воспитание человека честного, воспитание человека справедливого, воспитание человека знающего. Я вам скажу, какое главное, на мой взгляд, «достижение» Октябрьского переворота и всех, кто его делал: это то, что духовно и нравственно растлили народ, сознание приручили. Я всегда, когда в разговоре возникает тема воспитания, вспоминаю небольшой очерк, опубликованный в известном дореволюционном журнале «Нива». Его автор повествовал о том, как мальчик, вернувшись домой из гимназии К. Мая, из уст отца услышал неожиданный вопрос: «Какое наказание полагается в вашей школе за ложь?» «Сын удивленно вскинул на меня глаза, – пишет автор, – и сказал: “Папа, у нас в школе говорить неправду не принято. Ведь если об этом узнает директор, он огорчится. Разве можно огорчить любимого директора?”» Вот так воспитывали и так надо воспитывать! И когда школа отмечала свой 25-летний юбилей, знаменитый географ и государственный деятель Пётр Петрович Семёнов-Тянь-Шанский, чьи 8 потомков учились в этой школе, обращаясь к присутствующим, сказал: «Все мы по окончании школы достигли разного положения в жизни, наград, званий. Важно не это, а то, что никто из вас не пал нравственно».

А в чём эта нравственная крепость? Объясню на таком примере. По диагонали от этого здания стоит дом, облицованный метлахской плиткой, на фронтоне указаны цифры – 1909–1911 – даты начала и окончания строительства. Дом пережил Первую мировую и Гражданскую войну, уцелел в блокаду, после неё уже 73 года прошло, и ни одна (!) плитка не отвалилась. А со стен домов, которые построены в послевоенные годы и позднее, плитка осыпается постоянно и повсеместно. Почему, в частности? Потому что в то время человек, как правило, был воспитан так, что не мог свою работу выполнять кое-как. Когда меня спросили во время выступления в прямом эфире на телевидении: «Вы согласны, Никита Владимирович, что наш город называют культурной столицей?» Я вздрогнул и сказал: «Нет, я не согласен! Потому что в нашем городе действительно сосредоточено огромное количество культурных ценностей: библиотек, архивов, театров, музеев и т.п., но поведение большинства жителей не даёт основания для положительного ответа… Наш город грязный, забросан окурками, остатками жевательной резинки. Хороший русский язык, не обязательно пушкинский, не обязательно тургеневский, даже не обязательно петербургский, исчез! Вы же слышите, даже премьер-министр совсем недавно произносит: «Я вам скажу такую вещь!» Так нельзя выражаться. Я не могу «сказать вам огурец», я не могу «сказать вам стакан», я не могу «сказать вам стул». Я могу вам описать стакан, передать стул. Но сказать вещь нельзя. Это не русский язык, это упрощение, это печальная часть примитивизации всего общества! Я не могу вам рассказать о том, что я видел «крутой спектакль»! Я могу сказать, что я поднимался по крутой лестнице. Это что? Давно запущенная система воспитания. Только этот фактор!

Конечно, это не вся правда. Есть и сейчас очень хорошие педагоги. Я знаю некоторых. Один из них – Дмитрий Георгиевич Ефимов, директор 209-й Павловской гимназии, где я вчера был. Представляете, большой праздник школы, встреча, посвящённая столетию рокового события – отречения государя императора. Там в великолепном зале находилась вся школа. Собравшиеся увидели продуманный сценарий, взвешенную оценку исторического факта, интересные, талантливые выступления – так достойно и правильно подавался этот исторический факт. А как вдохновенно проводит воспитательную работу в клубе «Патриот» преподаватель истории 323-й школы Татьяна Николаевна Кочеткова! Так что есть и в наше время прекрасные педагоги…Не всё безнадёжно.

Семейные фото на рабочем столе Никиты Владимировича

Как раз наш следующий вопрос связан с тем, есть ли у Вас надежда, что наш народ, наша страна смогут возродиться? И если есть, то на чём она основывается, на что полагается?

Н.В.: Во-первых, очень хочется верить в возрождение, хочется, чтобы была надежда! И она есть, конечно, несмотря на всё то негативное, что случилось в моей жизни. Вспоминаю: это было ещё в докомпьютерное время… Выступает девочка на городском краеведческом конкурсе, школьница Таня Мартынова. Она рассказывает о результатах изучения истории своих предков, которую изложила в тетрадке на 48 страницах в клеточку, где привела сведения о 198 родственниках! Причём среди них наибольших успехов в жизни достиг бригадир животноводов в колхозе, находящемся в одной из областей страны. Близкие и дальние родственники докладчицы были простыми людьми, но она их всех нашла, всех связала, и её поисковая работа даже как-то воодушевила их, объединила, подняла самосознание. Или, помню, выступает девочка: косички, голос высокий, но в то же время тихий: «Первые сведения о нашем роде относятся к 1036 году…» Мы сидим в жюри. Я уточняю: «Скажите, я не расслышал: к какому году относятся истоки Вашего рода? К 1836 году?» «Нет, – говорит она, – к 1036 году». Есть и такие семьи. Вы знаете, была же в истории эпоха Возрождения. Я верю, что у нас появится новый Столыпин. И в том числе, простите за такую простую лесть, вы же заинтересовались! Вы же не пережили ни блокаду, ни войну, ни репрессии. Надеюсь, вы ни в Афганской, ни в Чеченской войне не пострадали.

И последний вопрос: что Вы думаете о национальном покаянии? Возможно ли национальное покаяние для нашего народа? Каким оно может быть? Кто может каяться?

Н.В.: Это сложный вопрос. На первую его часть – возможно ли –, отвечу отрицательно. В данный момент серьёзное покаяние вряд ли возможно. Поскольку общество наше настолько разное во взглядах по отношению к истории… Но все-таки благодаря Дмитрию Сергеевичу Лихачеву Б.Н. Ельцин покаялся за расстрел царской семьи, публично признал это исторической ошибкой, катастрофой. Сейчас нужно подготовить общество к разумности переноса в другое место кладбища и Мавзолея с Красной площади, хотя вы знаете, что у этого мнения много противников. Но, может быть, ещё важнее признать, что весь этот путь был ошибочный, путь для совершенствования общества насилием – это не дорога в действительно лучшее будущее. Нужно как можно больше готовить людей воспитанных, нужно готовить хороших педагогов. Просвещение – это труднейший процесс. И конечно, воцерковление населения, не только православное, должно происходить постепенное, абсолютно осознанное и добровольное. Духовное воспитание должно быть признано важнейшим.

Никита Владимирович, но надо ведь понимать, отпущено ли нам ещё время и сколько на это воспитание и воцерковление? Если сейчас посмотреть на наш народ, на знание русского языка, например, чего Вы коснулись сегодня: русские это люди или нет? На знание истории, культуры, географии своей страны, русские мы люди или нет? Не получится ли так, что мы переступим тот рубеж, если еще не переступили, когда просто будет бесполезно и не нужно каяться, мы же не можем отвечать за ошибки тех, с кем мы ничем не связаны? Эта земля, долго ли ещё она останется нашей?

Н.В.: Я понимаю вас, и в ваших словах есть немало справедливости. Переступили ли мы ту черту? Трудно уверенно ответить на этот вопрос, кто его знает, может быть, переступили. Ушли те поколения, которые были носителями той духовности, той культуры. После 1990 года стали возрождаться, например, общества потомков дворян, я бывал на их заседаниях, мероприятиях и имею о них представление. Скажу вам совершенно честно: если исторически, даже документально, кто-то действительно является потомком какого-то дворянского рода, то, поскольку он вырос в советское время, в его сознании, в его воспитании практически уже ничего дворянского не осталось, за редчайшим, быть может, исключением. Я ничего плохого о них не скажу, но точка возврата, возможно, пройдена. Дворянство когда-то было, но ушло, уйдёт и коммунистическая партэлита, которая была, она уже и сейчас совсем не та, которая была в 17 году, не та, что была в 37-м, хотя современные коммунисты всё ещё ходят и поклоняются своему божку.

Главное, мне кажется, – воспитать в умах грядущих поколений, как я уже сказал, понимание того, что революционный способ улучшения жизни общества недопустим, ошибочен, преступен, антинароден. Слово «покаяние» означает публичное признание. Заметьте, сейчас у нас в государстве не то чтобы запрещено это слово произносить, но и не скажу, что уверенно и громко говорят об этом. Вот стоит на Троицком поле памятный Соловецкий камень, но ведь достойного памятника репрессированным нигде так и не поставили, и неизвестно, поставят ли. Я каждый год 30 октября прихожу и на Троицкую площадь, и на Левашовскую пустошь езжу, – места, где проходят траурные митинги, но что-то я не помню случая, чтобы в этих встречах принял участие кто-то из руководителей города. Власти меняются, но никто никогда у Соловецкого камня не был. Это значит, что политика государства не предполагает публичное предание анафеме и признание того пути, тех репрессий крупной исторической ошибкой. Поэтому надо вести кропотливую работу. Занимайтесь своим замечательным просветительским трудом, я вам низко кланяюсь да благодарю за то, что вы дали мне возможность высказаться, за то, что мы с вами единомышленники, я думаю, во всех отношениях.

* Никита Владимирович Благово, член Совета Русского генеалогического общества, лауреат Международной премии им. Н.К. Рериха (2005 г.), Международной премии им. академика Д.С. Лихачёва (2010 г.), основатель и директор Музея истории школы Карла Мая. Среди множества выдающихся выпускников этой школы были художники А.Н. Бенуа, Н.К. Рерих, В.А.Серов, К.А. Сомов, академик Д.С. Лихачёв, митрополит Иоанн (Вендланд), архиепископ Михаил (Мудьюгин), протоиерей Б.Г. Старк, космонавты Г.М. Гречко, А.И. Борисенко

Выбор редакции

На участке дома №39 по 14-й линии Васильевского острова в 1844 году был построен деревянный дом с мезонином. В 1907 году он был приобретён гимназией К. Мая, размещавшейся тогда в помещениях дома №13 по 10-й линии.

Школа была основана в 1856 году педагогом Карлом Ивановичем Маем. Немцу, родившемуся в Санкт-Петербурге, удалось создать на её базе мужскую гимназию и реальное училище. Это учебное заведение стало к концу XIX века одним из самых популярных в Санкт-Петербурге. Здесь учились художники В. А. Серов, А. Н. Бенуа, Н. К. Рерих, К. А. Сомов, архитекторы Ю. Ю. Бенуа, Г. Д. Гримм, Ф. Ф. фон Постельс, А. А. Оль, учёный Н. Н. Качалов, купец Г. Г. Елисеев, психиатр А. Э. Бари. Известен случай, когда некий швейцар выиграл в лотерее крупную сумму - 100 000 рублей. На эти деньги он первым делом купил дом, в котором до того служил. Сразу за тем - отправил своего сына в гимназию К. Мая. Растущие авторитет и потребности школы К. Мая к началу XX века вынудил её директора А. Л. Липского строить специальное здание. Для этого и был приобретён участок на 14 линии.

В том же 1907 году архитектором Г. Д. Гримом был составлен проект здания. Позже проект здания был незначительно изменён, согласован в Городской управе 21 января 1909 года. Закончено строительство было весной следующего года. Торжественное открытие здания гимназии и реального училища К. Мая состоялось 31 октября 1910 года.

Первый этаж гимназии заняли помещения для директора, учителей и библиотека. На втором - четвёртых этажах расположились классы. Они находились в лицевой части здания, во двор выходили окна столовой и гимнастического и актового зала. В дворовых флигелях обустроили кабинеты по специальным предметам, аудитории в виде амфитеатра.

Над входом в школу был помещён барельеф - изображение майского жука, символа гимназии. Воспитанников гимназии в городе называли не иначе как "майские жуки".

Оборудование для гимназии приобреталось под заказ, для каждого возраста изготовлялась особая мебель. Перила парадной лестницы были украшены латунными шариками, что не позволяло ученикам играя съезжать по ним. На стенах парадной лестницы были установлены бюсты знаменитых учёных и писателей.

В 1912 году по проекту Г. Д. Гримма во дворе был построен флигель со спортивным залом.

После 1918 года гимназия К. Мая была национализирована и объединена с женской гимназией Э. П. Шаффе. После этих преобразований здесь открылась Советская единая трудовая школа I и II степени №217, в учебном заведении были отменены оценки и аттестаты. До 1929 года в школе сохранялись некоторые традиции гимназии К. Мая. Однако после некоторых публикация в газете "Ленинградская правда" преподавательский состав был изменён. Барельеф майского жука сбили (сейчас восстановлен). В 1937-1942 годах - 6-я артиллерийская спецшкола. После эвакуации учеников в 1942 году в Тобольск здание пустовало 2 года.

В 1944 году здесь была открыта школа №5, с 1954 года здесь вновь стали учиться девочки. Школа занимала этот дом до 1976 года. С 1977 года здесь работает Вычислительный центр Академии Наук СССР (ныне - Санкт-Петербургский институт информатики и автоматизации РАН).

В 1995 году в здании был открыт мемориальный музей, посвящённый гимназии К. Мая.

Биография

В течение первых десяти лет после окончания университета К.Май преподавал историю и немецкий язык в различных частных и государственных школах Санкт-Петербурга, накапливая опыт преподавания и проверяя на практике свои педагогические идеи. В году К. И. Май возглавил частную мужскую школу, впоследствии ставшую известной как «Гимназия Мая» или "Петербургская школа Карла Мая".

История гимназии К. Мая

По инициативе нескольких немецких семейств, стремившихся дать детям хорошее образование на немецком языке, в надворном флигеле дома № 56 по 1-й линии Васильевского острова в году была открыта частная немецкая мужская школа.

Её возглавил талантливый педагог-практик, последователь передовых педагогических взглядов Карл Иванович Май ( -).

В первые годы школа была начальной, но затем с года получила официальный статус как «Реальное училище на степени гимназии», что отражало усиленную по сравнению с казёнными учебными заведениями прикладную направленность образования.

Основным девизом школы было изречение основоположника современной педагогики Яна Амоса Коменского «Сперва любить - потом учить» , в соответствии с которым был создан коллектив педагогов, состоящий только из людей, обладавших высокими нравственными и профессиональными качествами.

Выпускник школы года писатель Лев Успенский отмечал в воспоминаниях:

«У Мая нет и быть не может педагогов-мракобесов, учителей-черносотенцев, людей „в футлярах“, чиновников в виц-мундирах. Преподаватели, поколение за поколением, подбирались у Мая по принципу своей научной и педагогической одарённости».

Всё это в сочетании с высоким качеством образования позволяло год за годом выпускать из стен школы высоконравственных, разносторонне развитых юношей, готовых к труду, полезному для общества. Благодаря возникшей в этом учебном заведении особой атмосфере, именовавшейся «майским духом», школа К. Мая, по меткому выражению её выпускника года Д. В. Философова, была «государством в государстве, отделённом бесконечным океаном от казёнщины».

Состав учащихся как по социальному положению, так и по национальному признаку, был весьма разнообразен, без какой-либо дискриминации, здесь учились дети швейцара и сыновья князей Гагарина, Голицына, графов Олсуфьева и Стенбок-Фермора, представители семей предпринимателей Варгуниных, Дурдиных, Елисеевых, Торнтонов и потомки либеральной интеллигенции Бенуа, Гриммов, Добужинских, Рерихов, Римских-Корсаковых, Семёновых-Тяншанских, причём во многих случаях эта школа давала образование нескольким поколениям одной фамилии; своеобразным рекордсменом среди таковых является династия Бенуа: 25 членов этого семейства учились «у Мая».

Юноши, склонные более к естественным наукам, именовались нелатинистами: на реальном отделении они получали в большем объёме знания по точным наукам и готовили себя к инженерной деятельности.

Существовало также небольшое коммерческое отделение, где вместо французского изучался английский. Благодаря такой структуре, официальным названием этого среднего учебного заведения стало «Гимназия и реальное училище К. Мая».

Первые двадцать пять лет школа была немецкой, так как уроки по всем предметам, кроме русского языка, литературы и истории, а также некоторых дисциплин реального отделения, велись на языке Гёте.

С года школа располагалась в доме № 13 по 10 линии. Первый выпуск реального отделения состоялся в г., а гимназического - в г. В г. К. И. Май передал бразды правления Василию Александровичу Кракау ( -), выпускнику года, преподававшему в своей школе историю. При нём была усовершенствована методика преподавания, развито реальное отделение, улучшено оборудование кабинетов.

В году, после отставки В. А. Кракау, новым директором был избран Александр Лаврентьевич Липовский ( -). В период его руководства учебным заведением произошли два важных события. Во-первых, школа отметила своё пятидесятилетие, выпустив по этому случаю юбилейный сборник воспоминаний бывших учеников. Во-вторых, в связи с тем, что вследствие растущей популярности школы помещений стало не хватать, в году был приобретён участок № 39 по 14 линии, где по проекту академика архитектуры Г. Д. Гримма, выпускника года, было построено новое здание с барельефом майского жука над аркой входной двери.

При большом стечении народа 31 октября г. состоялось освящение нового здания школы епископом Гдовским и Ладожским Вениамином (в будущем - митрополит Петроградский).

На четырёх этажах школы, помимо классов для 600 учащихся, были устроены 8 прекрасно оснащённых предметных кабинетов (три из них имели аудитории в виде амфитеатра), а также столярная мастерская, библиотека, насчитывающая 12 тысяч книг на русском, немецком, французском, английском, латинском и греческом языках, спортивный зал, столовая.

Музей истории школы Карла Мая более двадцати лет собирает информацию, документы, экспонаты, связанные со знаменитой немецкой петербургской школой, основанной по инициативе немецкой общины в середине XIX века. Адрес: г. Санкт-Петербург, Васильевский Остров, 14 линия, д. 39

Общество друзей школы Карла Мая →

Подробности:

Частная немецкая мужская школа открылась в 1856 г. на 1-ой линии Васильевского острова Санкт-Петербурга в квартире основателя и первого директора школы, талантливого педагога Карла Ивановича Мая (1820–1895). Основным девизом школы было изречение основоположника современной педагогики Яна Амоса Коменского «Сперва любить - потом учить», в соответствии с которым был создан коллектив педагогов, состоящий из людей, обладавших высокими нравственными и профессиональными качествами.

В течение шестидесяти лет многие немецкие семьи отдавали своих детей "к Маю", нередко два-три поколения мальчиков учились в этой школе.

Подробнее:

В первые годы школа была начальной, но уже в 1860 г. получила официальное название «Реальное училище на степени гимназии», что отражало усиленную по сравнению с казёнными учебными заведениями прикладную направленность образования. Преподаватели подбирались у Мая по принципу своей научной и педагогической одарённости. Созданная К.И. Маем система воспитания и образования предусматривала взаимное уважение и доверие учителей и учеников, постоянное взаимодействие с семьёй, стремление педагогов учесть и развить индивидуальные способности каждого ученика, научить их самостоятельно мыслить. Всё это, в сочетании с высоким качеством образования, позволяло год за годом выпускать из стен школы высоконравственных, разносторонне развитых юношей, готовых к труду, полезному для общества. Состав учащихся, как по социальному положению, так и по национальному признаку, был весьма разнообразен. Без какой-либо дискриминации здесь учились дети крестьянина и швейцара, сыновья князей Гагарина, Голицына, графов Олсуфьева и Стенбок-Фермора, баронов Корф, Тизенгаузенов и Штакельбергов, представители семей предпринимателей Шлиссеров, Беккелей, Дурдиных, Шиттов, Елисеевых, Торнтонов и потомки либеральной интеллигенции - Бенуа, Гриммов, Добужинских, Рерихов, Римских-Корсаковых, Семёновых-Тян-Шанских, причём, во многих случаях эта школа давала образование нескольким поколениям одной фамилии.

Первые двадцать пять лет школа была чисто немецкой, так как уроки по всем предметам, кроме русского языка, литературы и истории, а также некоторых реальных дисциплин, велись на языке Гёте.

В период 1856 - 1918 гг. в школе обучалось около 3800 петербургских юношей, 1300 из них получили аттестаты. За отличные успехи в учебе 15% окончивших гимназистов были награждены золотыми медалями и 17% - серебряными.

Осенью 1918 г. частное учебное заведение К.И. Мая было национализировано и преобразовано в Советскую единую трудовую школу I и II ступени. В экспозиции музея нашёл отражение и советский период школы. С осени 1937 г. в здании находилась 6-я Специальная артиллерийская школа, которую в 1938-1941 гг. окончили не менее 600 «спецов». Выпускники 6САШ доблестно сражались на фронтах Великой Отечественной войны, защищали и освобождали родной Ленинград.

За долгую историю школы её выпускники достигли больших успехов в различных отраслях науки и культуры. Свыше 160 выпускников школы стали докторами наук, 41 - удостоены академического звания. Среди учившихся в школе члены Государственного совета - ректор Университета Д. Д. Гримм, губернатор Петербурга А.Д. Зиновьев и министр внутренних дел, позднее - министр юстиции А.А. Макаров; ректор Университета Э.Д. Гримм, военачальники - генералы и адмиралы Н.А. Епанчин, П.Н. Вагнер, А.И. Варнек, Н. Фогель И.В. Коссович, П.В. Римский-Корсаков, деятели культуры – члены объединения «Мир искусства» художники А.Н. Бенуа, Н.К. Рерих, В.А.Серов, К.А. Сомов, А.Е. Яковлев.

С 1978 г. по настоящее время здание бывшей школы занимает Санкт-Петербургский институт информатики и автоматизации Российской академии наук (СПИИРАН), руководство которого, в лице директора, члена-корреспондента РАН, заслуженного деятеля науки и техники РФ, доктора технических наук, профессора Р.М. Юсупова, оказывает постоянную и бескорыстную помощь музею.

Музей был открыт 12 мая 1995 г. старейшим учеником школы, академиком Д.С. Лихачёвым. С тех пор бессменным директором музея и главным собирателем и хранителем «майской» истории является Никита Владимирович Благово, стараниями которого за двадцать лет своего существования музей превратился в значимое явление культурного ландшафта Санкт-Петербурга. В 2005 и 2009 г.г. увидела свет монография Н.В. Благово «Школа на Васильевском острове» (в двух частях).

В трёх залах музея создана экспозиция, отражающая все основные этапы 150-летней истории школы. Посетители имею возможность ознакомиться с предметами школьного быта, учебниками, личными вещами бывших учеников и педагогов школы. Сохранены элементы обстановки и оборудования кабинетов школы, воссоздана атмосфера учебного заведения. На стендах представлена информация об истории школы. В отдельном помещении развернута специальная экспозиция, посвященная академикам Н.К. Рериху и Д.С. Лихачеву, воспитанникам школы, деятельность которых была направлена на сохранение и развитие отечественной и мировой культуры.

В 2006 году был разработан и запущен сайт «Общество друзей школы К.Мая » и группа «Общество Друзей Школы Карла Мая ». Кроме того, желающие могут подписаться на рассылку новостей о жизни музея и сайта.